Есть ли среди Ваших знакомых писатели, чьи тексты отказываются издавать, хотя эти тексты вполне достойны быть изданными и прочтенными публикой? Если возможно, назовите, пожалуйста, примеры. Каковы причины отказов?

Специально этим вопросом не интересовался. Знаю лишь, что у моего знакомого, писателя и драматурга Фарида Нагимова (псевдоним Фарид Нагим), постоянного автора журнала «Дружба народов», шли пьесы в Германии, и по какой-то причине их не ставили в России. Чему в Германии искренне удивлялись. Боюсь переврать обстоятельства, потому подробнее рассказать не могу.

Есть ли в литературном произведении некая грань, за которую писателю, желающему добиться успеха (например, успеха, выраженного в признании читателями), заходить не следует? Может быть, это какие-то особые темы, которые широкой публике могут быть неприятны и неудобны? (Если да, то приведите, пожалуйста, примеры.)
Или, возможно, существует какая-либо особая интонация, которая может вызвать у читателя отторжение и из-за которой весь потенциально вполне успешный текст может быть «самоуничтожен»?

На мой взгляд, грань, за которую писатель не имеет права переходить, определяют его художественный вкус и чувство меры. Самый известный пример – это «Лолита» Владимира Набокова. В своем роде «ремейк» его же «Волшебника» 30-х годов. До «Лолиты» Набоков был всемирно известным писателем. «Лолита» сделала его популярным среди массового читателя, который возможно никогда не освоит шедевры Набокова «Дар», «Защита Лужина» и т. д. Популярность романа определил выбор темы и ее художественное воплощение. В «Волшебнике» все же больше педофилической порнографии (потому, на мой взгляд, работа не стала сверх популярной), в «Лолите» — описана любовь взрослого мужчины к девочке. Именно любовь, а не животная похоть. Темы в обоих произведениях похожи. Но художественный вкус, чувство меры и писательское мастерство позволили создать из переосмысленного «Волшебника» литературный шедевр, который стал визитной карточкой Набокова для широкой публики. Если бы он «свалился» на банальную порнографию (что трудно представить), его бы с удовольствием читали исходящие слюной педофилы. Но художественную ценность такая вещь вряд ли имела бы.

Если такие темы и интонации, по Вашему мнению, существуют, то держите ли Вы в уме эти вещи, когда пишете? И насколько это вообще во власти писателя – осознанно управлять такими вещами?

Отчасти этот вопрос похож на предыдущий. Но на этот раз он относится к психологии творчества. Как известно, есть произведения, которые автор выплескивает из себя на одном дыхании и зачастую сам не знает, как поведет себя его герой на следующей странице. И есть произведения, которые автор «планирует» — обдумывает, как лучше донести до читателя свою идею. И в том и в другом случаях запретных тем в литературе, на мой взгляд, не должно существовать. Вопрос в том, насколько художественно емко и достоверно тот или иной писатель сумеет справиться с поставленной перед собой задачей.

Что касается меня, то внутри меня постоянно присутствует внутренний цензор и читатель. Они постоянно мешают чувствовать и писать до конца откровенно. Ибо мы живем в социальном обществе, где существовали и будут существовать всевозможные ограничения. Считаться с чужим мнением, но не подчиняться ему – это одна из сложнейших задач для того, кто заведомо не намерен «писать в стол».

Что приносит писателю (и, в частности, лично Вам) наибольшее удовлетворение:

- или более всего Вас удовлетворяет метафизический и психологический факт самореализации – т.е. тот факт, что произведение написано и состоялось (благодаря чему Вы, например, получили ответы на вопросы, беспокоившие Вас в начале работы над текстом)? Достаточно ли для Вашего удовлетворения такого факта или Вы будете всеми силами стремиться донести свое произведение до публики, чтобы добиться первых двух пунктов?

Для себя я бы объединил три вопроса в один. Литературой на жизнь не заработаешь, поэтому меня вполне устроило, если бы меня читали те, кто любит литературу, а так же устроило бы уважительное отношение коллег и критиков. Что касается литературных премий. Среднестатистический человек никогда не назовет лауреата по литературе самой известной и «дорогой» Нобелевской премии, хоть за какой год (а если назовет, то имя лауреата редко скажет что-нибудь кому-нибудь, кроме специалистов). Суммы вознаграждения остальных известных мне премий, за исключением «Большой книги» и «Буккера», зачастую настолько мизерны, что едва ли составляют месячную зарплату менеджеров среднего звена. Имена же их лауреатов важны для издателей, для раскрутки книг, для самих авторов, быть может еще для чего-то. Впрочем, премий я никогда не получал. Не знаю этих ощущений «изнутри». Наверное, это приятно. От самих же денег, какими бы они не были, грех отказываться.

Исходя из сказанного, меня вполне удовлетворило бы «донести свои произведения до публики».

Что Вы думаете о писателях, которые активно себя раскручивают – как лично, так и через друзей и знакомых? Должен ли писатель заниматься этим не совсем писательским трудом?

Если да, то почему?
Если нет, то почему?

Писатель должен писать. Но если писателям нравится себя раскручивать – ради Бога! В конце концов, Игорь Лотарев (Северянин) – один из знаменитейших примеров самораскрутки. Он стал известен всей России, когда Иван Наживин свез брошюру Северянина «Интуитивные краски» Льву Толстому и тот дико возмутился написанному, что сразу подхватили газетчики. Другой вопрос, долговечна ли та «слава».